Только назовите кодовое слово муль-ти-пли-ка-тор, и вам весело закивают в ответ женщины, что готовят неподалеку кутабы, ребятишки поведут вас за руку к заветной двери. Постучав в свежевыкрашенную белую деревянную дверь, вы увидите будто выплывающее из сказок доброе улыбчивое лицо с чертинкой и огоньком в живых глазах. Переступив порог, вы окажетесь в красочной мастерской художника-аниматора - живой легенды азербайджанской мультипликации Эльчина Хаами Ахундова.
Тут всегда кто-то уже сидит в гостях и попивает свежезаваренный крепкий бакинский чай. Рядышком за компьютером колдует ученица мастера и создает очередной мультипликационный кадр. В этом же дворе на втором этаже находится дом мастера, а тут на первом этаже он в своем мире детства, старых фотографий, красок, стариной мебели и цветных лоскутных подушек. Здесь пахнет красками, старыми книгами, а аромат кальяна смешан с запахом сладких конфет и горького чая. Эльчин Хаами прекрасный собеседник и настоящий кладезь знаний по истории родного города. Общаться с нашим героем легко и просто. Он ироничен и доброжелателен, как все настоящие сказочники.
Где прошло ваше детство?
Родился и вырос я в Ичери шэхэр. В семье нашей было трое детей - старший брат, сестра и я. Мы жили рядышком с минаретом Джума мечети. В то время Джума мечеть служила военно-морским складом, где хранили большие бутыли с химикатами, а вокруг забора ходили матросы со штыками. Это были 50-е годы – время сложное, послевоенное, но удивительно теплое и искреннее. В послевоенное время в крепости было много людей контуженных, нетрудоспособных, и каждый мяхялля (квартал) брал на себя опеку над таким человеком. Помогали деньгами, продуктами. Наш мяхялля назывался агшалварлылар (люди, которые носили белые брюки, потомки моряков). В Крепости имелись свои кварталы, изначально заселенные по некоторым общим признакам: кроме агшалварлылар, тут жили гямичиляр («лодочники»), арабачылар («возничие»), хамамчылар («банщики»), сеидляр (потомки пророка Мухаммеда), джухуд-зейналлылар (еврейский квартал) и др. Считалось позором, если где-то были попрошайки. Это было недопустимо. Если готовились вкусности, то часто соседи объединялись и готовили вместе. Угощать соседей было обычным явлением. Несмотря на то, что праздник Новруз советской властью не признавался, все равно все его отмечали. Соседи собирались вместе и готовили сообща, а нам, малышам, давали маккаш, и мы соревновались, у кого красивее получаются узоры на шекербуре. Сама крепость была уникальным анклавом. В городе шум, а как пройдешь через крепостные ворота, сразу погружаешься в тишину, будто отключаешься и выпадаешь из обычного мира. В крепости были свои неприкосновенные правила. Нельзя было, например, выяснять отношения и драться на территории крепости, только за ее пределами в так называемом Внешнем городе («Байыр шэхэр»). Связь с Ичери шэхэр у меня остается по сей день. Я «сова», и хорошо мне работается именно ночью. Когда работа не идет, я иду в Ичери шэхэр поздно ночью, гуляю там и прихожу, будто
подзарядившись энергией. Я знаю там каждый камень.
Ваше любимое место в крепости это, наверное, джума мечеть?
Любимое мое место в Крепости это минарет Джума мечети. Я забирался на самый верх минарета и готовился там к урокам. Это было мое укромное местечко. Бывало, сбегал из дома и наблюдал сверху, как меня ищет внизу милиция. А еще у меня сохранилась фотография, подаренная мне, мальчишке, американцами, которые фотографировали минарет в тот момент, когда я находился на его верхушке.
Каким мальчиком рос маленький эльчин?
Рос я далеко не примерным мальчиком. Помню, как лихо я взбирался по трубе на отвесной стене Девичьей башни и воровал голубей у Хромого Юнуса - старого сторожа Девичьей башни и самого знаменитого голубятника в Ичери шэхэр. Он ставил чернильные метки на своих голубях, ну а я, украв его голубей, снимал метки и продавал их самому Хромому Юнусу за 7 рублей. На эти дениги покупал семечки, шингиля (жвачка), гырсаккыз из кира, мороженое и прочие детские радости. Но продолжалось мое озорство недолго. Я допустил промах и выкрал любимую голубку Хромого Юнуса, которая пила воду у него изо рта. Я ее, естественно, знать в лицо не мог и попытался, как обычно, сняв метку, продать ее старому Юнусу. Скандал был грандиозный, и, конечно же, лазания по Девичьей башне за голубями для меня завершились. Среди забавных детских воспоминаний также нельзя не упомянуть о взимании так называемой «дани» за проезд через Ичери шэхэр. Если грузовые машины проезжали через Ичери шэхэр, то ребята расставляли на дороге камни, и когда машина замедляла ход, ребята забирались в кузов грузовика и бросали вниз продукты. Чаще всего это были арбузы. Так мы взимали дань за проезд. Водители об этом знали и порой ехали с напарником, который бросал нам арбузы.
Расскажите о ваших родителях.
Мама моя была главным агрономом в немецком колхозе Ханларского района. Немецким колхозом он назывался, так как работали там поселенцы-немцы. Мама всегда тепло вспоминала их как людей работящих и аккуратных. В 30-х годах она ездила на работу верхом на коне, и ей был сделан подарок немцами, которые считали, что женщине негоже ездить верхом. Так у главного агронома появилась коляска для езды. После того как мать познакомилась с отцом и вышла замуж, она переехала в Баку. Отец мой был поэтом, писателем, членом Союза писателей Азербайджана. Он прошел Великую Отечественную войну, был ранен. Вернувшись с фронта, с 1944 по 1949 гг. работал главным редактором Радиокомитета Азербайджана. Мама после замужества не работала и занималась воспитанием детей. Впоследствии отец работал заведующим кафедрой политэкономии и философии в АПИ имени Ленина.
Какие эпизоды, связанные с родителями, были для вас самыми яркими?
Ярким воспоминанием остаются для меня литературные вечера, которые устраивались в нашем доме. Я маленький сидел в углу и слушал, как декламировали стихи на фарси и арабском. Шли споры и обсуждения литературных произведений.
Также почему-то запомнился огромный портфель Соны Тагиевой - дочери Зейналабдина Тагиева, которую отец устроил на работу в свою бытность заведующим библиотекой АПИ имени Ленина. Никогда не забуду яс (похороны), без покойника устроенный перед нашим домом. Я был поражен этим. Оказалось, что в Турции в тот год умер Мамедэмин Расулзаде и был нелегально устроен яс по нему.
Как у вас возник интерес к рисованию?
Папа, увидев, что я неплохо рисую, сказал, что у нас в роду не было художников, и что надо бы меня записать в художественный кружок при доме пионеров. Так во втором классе я стал посещать художественный кружок и ходил на занятия два года. Начав с изображения геометрических фигур, мы дошли до написания натюрмортов. У нас был блестящий педагог Мясмя Агаева. Мои работы ей очень нравились, и она отправляла их на выстаки в Лейпциг. Но через два года нам поменяли педагога, и он снова начал занятия с изображения геометрических фигур. Это меня оскорбило, и я перестал посещать занятия. Родители об этом не знали. Выходя из дома, я брал с собой этюдник, но в кружок не ходил. Домой я приходил с хорошими работами, и родители были довольны. В 8-м классе я возобновил занятия рисованием, а в 9-м поступил в Художественное училище имени Азима Азим-заде.
Вы мечтали о другой профессии до поступления в художественное училище?
Я всегда любил историю и архитектуру и мечтал, соответственно, стать либо историком, либо архитектором. Но с выбором учебного заведения я не ошибся и никогда не жалел об этом. Я выбрал факультет художественного оформления. В живопись идти я не хотел, так как там ты ограничен лишь холстом и маслом, и, кроме того, факультет живописи предполагал специальность педагога, к чему меня абсолютно не тянуло. А вот факультет художественного офoрмления расширял диапазон возможностей. Мы работали с мозаикой, скульптурой, станковой графикой, гравюрами, офортами.
Поступив в училище, вы стали примерным студентом?
При поступлении в училище в 1964 году я был все тем же шалопаем и именно после поступления по-настоящему полюбил искусство. Когда в училище мы стали изучать историю искусств, я просто помешался на этом предмете. Он поглотил и заворожил меня. Стал пропадать в Ахундовской библиотеке, читал там запоем, слушал классическую музыку. Я обожал египетское искусство и буквально упивался книгами. Покупал книги по истории искусства, покупал пачками открытки с репродукциями. Дворые ребята, привыкшие видеть меня шалопаем, просто не верили своим глазам, наблюдая за моим увлечением книгами. Меня стали насмешливо называть «китабулла» – прозвище очень обидное для уличного мальчишки.
Видимо, у вас были прекрасные педагоги, превратившие вас в «китабуллу»?
Яркий след в моей жизни оставила наш великолепный педагог Иззят Сеидова. Она работала главным художником в Театре оперы и балета. Была прекрасно образована, являлась педагогом-новатором. Она побывала во многих странах мира и особенно часто рассказывала нам о Франции. Она переворачивала наше мировоззрение, давала иное понимание искусства. К примеру, преподавая нам композицию, она ставила натюрморт и просила поменять по своему вкусу ракурсы, предметы, но так, чтобы мы доказали ей, что именно там все и расположено. Даже после окончания училища я продолжал общаться с ней. Полгода я писал ей письма из армии. Письма отправлялись с треугольной армейской печатью, и вот через полгода она спрашивает в письме, отдыхаю ли я в Ялте. Я тогда служил в армии и просто рассмеялся, читая ее вопрос. Она, получая письма, даже не замечала армейской печати. Мы переписывались с ней на всевозможные темы, начиная с обсуждения художественных работ и заканчивая философскими вопросами.
Каким образом вы попали в мультипликационную среду?
Именно Иззят ханум дала мне понимание важности и сущности света. Помню, как однажды она привела меня в Театр оперы и балета. Я писал там портрет балерины. В это время на сцене уборщица мыла полы, и вдруг Иззят ханум попросила ее повесить тряпку на подставку и попросила осветителей навести определенные прожекторы на половую тряпку. Я был поражен увиденным. Половая тряпка заиграла золотом. Это было настоящим чудом для меня. Именно после этого меня потянуло в кино. Тогда о мультипликации я и не думал. В 1966 году я устроился рабочим в отдел подготовки съемки на киностудии. Затем стал администратором съемки. В то время на нашей киностудии были трое художников, окончивших высшие курсы художников-мультипликаторов при «Союзмультфильме» в 50-х годах. Это были Аганаги Ахундов, Бахман Алиев и Назим Мамедов. В то время даже во ВГИКЕ не было факультета художников-мультипликаторов. Был всего лишь факультет художников-постановщиков по анимационному кино. И каждая студия раз в 5-6 лет открывала курсы для художников-мультипликаторов. Не пройдя таких курсов, не зная специфику и не пройдя годичную практику, художник не мог стать мультипликатором.
В 1964 году директором киностудии стал великий режиссер и актер Адиль Искендеров. Он был настоящим новатором. В 1965-1966 гг. он открыл курсы киноактеров, отправив наших актеров учиться в мастерскую Герасимова. Также он открыл здесь студию киноактеров и студию художников-мультипликаторов. Аганаги Ахундов, Бахман Алиев и Назим Мамедов преподавали на этих курсах. Я и есть «продукт» этих курсов.
Как-то Аганаги Ахундов подошел ко мне в киностудии и, узнав, что я художник, предложил заниматься мультипликацией. Это было в 1966 году. Мне показалось это интересным, и набрав еще 20 своих друзей-художников, я пошел учиться к нему в студию. Среди тех ребят были такие прекрасные художники, как Адиль Рустамов, Сона Мирзаалиева, Таня Амирова, Ариф Гусейнов, Рауф Дадашев, Таир Пириев. Это были вечерние курсы. Днем мы учились в Художественном училище, а вечером - на курсах художников-мультипликаторов. Мы закончили эти курсы через два года и в 1968 году сделали наш первый мультфильм «Джыртдан». Этот мультфильм вызвал большой резонанс. По своему изобразительному ряду и эстетике он был новаторским и выделялся среди прочих мультипликационных фильмов. Фоном для этого фильма был настоящий национальный ковер.
Львовский период
В 1968 году после окончания училища в Баку я уехал во Львов. Наверное, в прошлой жизни я жил именно в Центральной Европе – в Чехии или Польше. Люблю их искусство и архитектуру. Я слышал о свободном и бунтарском духе Западной Украины, и меня очень тянуло туда. С львовянами мне было легко, мы уважали друг друга. Уже тогда я рассказывал им о разделении Азербайджана на Северный и Южный. Уговорив четырех своих друзей поступать именно в Львовский прикладной институт, я отправился вместе с ними в этот чудный город. Это был самый сильный прикладной институт в СССР. Он даже приглашал на мастер-классы украинских специалистов из Канады. Но сразу же предупредили, что у нас практически нет шансов поступать туда, так как мы нацменьшинство, и что существует негласное правило принимать в институт национальные кадры. Советовали поступать либо в Москве, либо в Ленинграде. Но мы были дерзкие, талантливые ребята, к тому же, наше Художественное училище им. Азим-заде славилось в СССР. Но нас всячески зажимали на экзаменах, при том что экзамены проходили украинцы, которые были гораздо слабее нас. Из нас четверых поступил лишь один человек. Но я дал себе слово, что все равно буду учиться во Львове. Мне было очень важно, где я учусь. И между моими любимыми Ленинградом, Прибалтикой и Львовом я выбрал Львов и не пожалел об этом.
На следующий год я поступил в Львовский полиграфический институт. Учился я на книжного графика. В этом институте я был единственный с Кавказа, и на меня смотрели как на экзотику. Львов стал для меня второй родиной. В Баку скучал по Львову, а во Львове - по Баку. У меня были великолепные львовские зарисовки, которые все расхватывали. Ребята были в восторге и говорили, что я вижу Львов иначе. Я замечал детали, которые сами львовяне не видели. Когда было туго с деньгами, я рисовал гуашью на старых газетах, и мне подражали, воспринимая мои работы как авангард. А у меня-то просто не было материалов. Но были и периоды, когда я отлично зарабатывал, продавая свои гравюры. Порой получал и по 100 рублей в месяц.
Одно время я хипповал с художником Рашидом Алекперовым. Он был диссидентом, сидел 8 лет в тюрьме в Риге. Мы мечтали с ним поехать вместе в Индию. Рашид сейчас в Индии. Он там гуру двух деревень. Люди приходят к нему, целуют ему ноги и просят быть их духовным отцом. На память от него у меня здесь висит его автопортрет. В тот львовский период я также дружил с мадьяром-хиппи, и мы ходили по городу босоногими, слушали по ночам американский рок. Однажды мои друзья-мадьяры решили прийти ко мне в институт. Они зашли босоногими и стали там кутить. Был грандиозный скандал, в котором обвинили меня. Вообще я часто вызывал скандалы. Также про меня студенты сочиняли анекдоты, а многие просто побаивались моего темперамента. Даже умудрился, отвечая на вопрос о ЦК КПСС на экзамене по диамату (диалектический материализм,) так заболтать строгого педагога, что через несколько минут перешел с ней на тему индуизма и фрейдизма. В итоге я так расслабился, и разговор мой принял такой фривольный оборот, что она обозвала меня негодяем и выгнала из аудитории.
Во Львове я пропадал дни напролет в великолепнейшей львовской картинной галерее. Там я познакомился с западным искусством и буквально жил в этой галерее, делая сотни копий. Меня считали помешанным, настолько безудержным было мое увлечение. Я также любил разнообразие и смешение стилей архитектуры во Львове. Обожал львовские католические соборы и по вокресеньям ходил на мессы, чтобы полюбоваться, отдохнуть, послушать дивный по звучанию язык. Там была особенная аура, и перед экзаменами я всегда ходил в кафедральный собор и наслаждался. Тушили свет, и вспыхивали волшебными красками витражи, пел замечательный детский хор. Весь процесс был потрясающе красивым. Оттуда я выходил как новорожденный, и на экзамене мне было море по колено, и я мог зайти первым на экзамен и был совершенно спокойным.
Для защиты дипломной работы я готовил курсовую работу, посвященную маскаронам и железным изгородям Львова. Но мне было сказано, что так как я национальное меньшинство, то должен делать курсовую на национальные темы. В итоге я сделал дипломную работу, посвященную нашим сказкам. Лишь 4 человека получили отметку «отлично» на защите диплома, и я был в их числе. Раз в 5 лет институт рекомендовал лучшую работу на издание. Выбрали мою работу, посвященную сказкам, и рекомендовали на издание.
Мультипликационный цех
В 1973 году я вернулся из армии, а в 1975 году состоялась моя первая и единственная творческая работа в художественном фильме «Девочка, мальчик и лев». Я был художником-постановщиком этого фильма об известной в Баку семье Берберовых. С того времени ежегодно я был художником-постановщиком 1-2 мультипликационных фильмов. В общей сложности я создал более 30 мультипликационных фильмов.
В 1981 году мы получили первый заказ от Гостелерадио СССР. В основном у нас были заказы Госкино СССР. Заказ был на создание серии народных сказок. Мы сделали мультфильм под названием «Про Джыртдана-великана». Для него мы записывали в Москве голоса Папанова и Вицина, но голоса не пошли из-за вины пьяного звукооператора, и нам пришлось
нанимать дублеров. В озвучании также участвовала Клара Румянова. Я был художником-постановщиком этого фильма, а режиссером был мой учитель и друг Бахман Алиев. Из СССР именно наш фильм был отправлен на фестиваль телевизионных фильмов в Лейпциге, и потом был заказ на вторую серию этого фильма. Мультфильм очень понравился директору студии Джамилю Алибекову, и он настоял на том, чтобы я стал делать режиссуру мультфильмов. Я сказал, что не вижу себя в этом качестве, и отказывался, но в итоге согласился. Я снял первую свою режиссерскую работу по сценарию Аллы Ахундовой. Это была скандальная работа. Я любил переделывать сценарии. В итоге с Аллой мы не поладили, и фильм не удался. Я обиделся на режиссуру и пять лет работал исключительно художником-постановщиком. Только в 1987 году сделал свою вторую режиссерскую работу, ну а потом пошло-поехало. В 1989 году я снял мультфильм-фантасмогорию «Зеркало». Фильм был гротескный и рассказывал о карабахской проблеме. После показа этого фильма армяне в Москве грозились меня побить, а при показе фильма был большой скандал. Обиделись и русские, и армяне. Были также недовольны и тем, что я впервые использовал латиницу в титрах. Затем я снял
мультфильмы «Морская прогулка» и «Надежда».
В 1992 году у меня был план снять мультфильмы по хадисам, но как всегда у нас все уперлось в финансирование. Жаль, что даже фильм «Зеркало» у нас в стране показали лишь раз в 1996 году на канале ANS. Я по духу бунтарь и думаю, что каждый должен делать то, что в его силах, для Карабаха. Однажды, услышав по новостям об участии в военных действиях и гибели в Карабахе десятилетнего мальчика, я ходил под глубочайшим впечатлением и в течение трех дней написал сценарий мультфильма «Джаваншир». Только через 4 года выделили финансы на создание фильма, но в итоге все снова законсервировалось.
Какой вам видится мультипликация будущего? Через 10, 50, 100 лет?
Безусловно, будет продолжаться изменение технологии создания мультфильмов. Что такое мультфильм? Это покадровые рисунки из расчета 24 кадра в секунду. Помните первые фильмы, например, с участием Чаплина? В этих фильмах расчет кадров был 16-18 кадров в секунду. И лишь позднее было выяснено, что живой эффект, близкий к реальному, дают 24 кадра в секунду, а на телевидении 25 кадров в секунду. Сейчас компьютерные технологии полностью поменяли технологию создания мультфильма. Сегодня, создав объемный образ мультипликационного персонажа, используют актера, одетого в специальный костюм с множеством чувствительных точек. Движения актера и даже его артикуляция переводятся на мультипликационный образ. Думаю, что в 3D через 5-10 лет аниматоры уже не будут нужны. Рисованная традиционная анимация сегодня похожа на древнегреческие амфоры. Технический прогресс многое убил в анимации. Например, сравните письма, которые писали раньше от руки, с обрывистыми сообщениями в Интернете. В первых была душа, в последних - отсутствие душевности. То же самое с анимацией. Классическая двухмерная анимация умирает. Меняются не только технологии, но и так называемые аниматоры, считающие, что знание компьютерных программ делает их аниматорами. Анимация – это одушевление, а не набор движений. Ты прежде всего создаешь душу героя. Аниматор должен быть актером, иначе он не сможет оживлять героя. Необходим огромный багаж знаний, начиная с законов движения и пантомимы и заканчивая музыкальным образованием.
Как вы рисуете сегодня? От руки, на компьютере? И что ближе вам как художнику и как человеку?
Сейчас компьютер заменил мне камеру и пленку. Рисую вручную в двухмерной анимации, даже если потом использую флэш-анимацию. Рисую вручную все фазы движений и лишь потом работаю на компьютере.
Есть ли принципиальная разница между зарубежными и отечественными мультфильмами?
В технике разницы нет. Существует разница в стилистике, как, к примеру, вы ощущаете разницу между советскими и голливудскими фильмами. Ну и, кроме того, зарубежные фильмы рассчитаны на рынок и заработок, а наши рассчитаны, к сожалению, на полку.
Кого вы можете назвать своим главным учителем?
У меня их было много. Главный мой педагог - это прекрасный педагог Иззят Сеидова, о которой я упомянул ранее. Она подарила мне влюбленность в мою профессию и в искусство в целом. Среди художников учителями могу назвать Эль Греко, Диего Ривера, Ренато Гуттузо, Ибрагима Балабана. В иллюстрации мой кумир и учитель - это великолепный польский художник Анджей Струмила. Ни одна его книжная иллюстрация не похожа на другую.
Какую школу анимации и каких аниматоров вы могли бы выделить?
Люблю старую диснеевскую школу, чешскую школу анимации 50-60 гг., карикатурную анимацию загребской школы, прекрасную польскую школу анимации. Среди аниматоров не могу не выделить Иржи Трынка, Ивана Петровича Иванова-Вано́, Владимира Дегтярева, гениального Федора Хитрука, ну и царя анимации Юрия Норштейна.
Вы вели курс мультипликаторов в азербайджане?
В 1988 году у меня был отличный курс из 66 человек. Но начался труд, кропотливая работа в учебе, и, не выдержав прозу жизни, многие разбежались. Таким образом осталось на курсе 30 человек, с которыми я и занимался два года. Ну а после окончания обучения они два года сидели без работы, так как заказов не было, и в итоге ребята разбрелись по свету. В Баку никто не остался. Они работают в студии Диснея, в Израиле, Латвии, Великобритании, Турции и России. Мультипликаторы нужны везде. Жаль, что у нас их труд так мало ценится.
На уровне техникума в 1994 году у нас был открыт фантастический факультет режиссеров мультипликации. Был большой конкурс — 20 человек на место. Выбрали мы 10 студентов, и я был просто в ярости, видя, как их обирают педагоги общеобразовательных предметов. Мне вообще кажется, что подготовка кадров для фильмов должна быть в распоряжении азербайджанской киностудии. Главная наша беда
сейчас — отсутствие кадров. Нет монтажеров, осветителей, множества других специалистов. Сейчас я преподаю лишь частно. На открытие курсов мультипликации пока нет финансирования.
Какова сегодняшняя структура азербайджанского мультипликационного производства? Можно ли сказать, что сегодня время одиночек в создании нашей мультипликации?
На всем постсоветском пространстве наблюдается время одиночек в создании мультфильмов. Развалилась огромная налаженная структура, и появился рынок. У нас в Азербайджане я постарался сохранить студию «Азанфильм». Я являюсь директором, художественным руководителем и художником-постановщиком киностудии «Азанфильм». Это частное азербайджанское предприятие, основанное в 1992 году и занимающееся производством кино- и видеопродукции, юридической поддержкой и сопровождением кинопроектов и специализирующееся на выпуске анимационных фильмов и мультфильмов. В 1992 году, когда все только начиналось, нас было 50 художников и режиссеров в цехе при «Азербайджанфильме». Сейчас кадров становится все меньше. На сегодняшний день у нас трудятся 2,5 аниматора, 3 фазовщика и 1 прорисовщик.
Чем еще вы занимаетесь помимо работы в «азанфильме»?
Делаю плакаты, оформляю детские книги, занимаюсь частным обучением.
Каково, на ваш взгляд, нынешнее отношение к мультипликации в нашей стране?
К сожалению, у нас отношение к мультипликации отличается от отношения к художественным и документальным фильмам. К мультипликации отношение, как к чему-то несерьезному и малозначимому. В 2006 году я подготовил «Программу по развитию национальной анимации». Программу похвалили, обещали начать финансирование, но с тех пор ничего не было сделано в этом направлении. Обещали в начале 2013 года запустить эту программу и открыть курсы мультипликаторов. Сейчас нас, мультипликаторов, всего-то осталось шесть человек. Будем надеяться, что нам удастся в корне изменить ситуацию с кадрами в нашем таком важном и благородном ремесле.
Интервью журнала FUROR 2012 года.
Текст: Сона Рамазанова
Фото: Фрэнк Левассер (Frank Levasseur)
