Союз любяших, талантливых, красивых людей оставляет в жизни глубокий след и приводит к рождению не менее талантливых детей. Дочь народного художника Азербайджана Тогрула Нариманбекова и скульптора Эльмиры Гусейновой, Асмар Нариманбекова была окружена искусством с самого рождения. Дар живописца стал для нее счастьем и принес звание заслуженного художника Азербайджана.
С того самого момента, как я открыла глаза, меня окружало искусство. Я практически родилась в мастерской. В то время, когда я появилась на свет, родители жили в мастерской отца - в красивом розовом доме с башней напротив филармонии. На верхнем этаже этот дом завершается прекрасным фигурным балконом с крышей. Я часто выбегала на эту крышу и любовалась городом. Балкон считался аварийным, и мама каждый раз уводила меня оттуда, объясняя, что я могу рухнуть вместе с балконом.
У папы в мастерской бывало очень много знаменитых гостей, в том числе правительственных, приемом которых занималось само руководство республики. Там побывал даже министр культуры Франции Андре Мальро. Когда я сейчас в Париже говорю, что в мастерской моего отца в Баку бывал министр Франции, на меня смотрят с удивлением. А это было на самом деле, есть подтверждающие этот визит снимки. Шел 1965 год. Мальро приехал с официальным визитом в Москву и увидел на выставке в Манеже папину работу «Музыканты», которая сейчас висит в бакинском музее. Среди огромной выставки Мальро остановился именно перед этой картиной и спросил, кто ее автор. Узнав, что у автора картины, художника Тогрула Нариманбекова, французские корни, он захотел приехать в Азербайджан, чтобы встретиться с ним. Естественно, азербайджанское руководство засуетилось, и в течение нескольких часов папина мастерская была украшена дорогими коврами. Когда Мальро пришел, мастерская была в парадном виде. Во время того памятного визита одной из ключевых фраз Мальро, которая потом фигурировала во многих рецензиях, была: «Творчество Нариманбекова является мостом и синтезом между Востоком и Западом». К сожалению, через год папину мастерскую ограбили, и подарки были похищены вместе с антикварными саблями из коллекции папы.
С детства я разрисовывала книги. Рассматривала иллюстрации, копировала их. Мама мне говорила: «Прочитала что-то, попробуй это нарисовать». И до сих пор у меня сохранилось много моих детских рисунков. Любимой была книга с картинами Веласкеса. Она до сих пор у меня. Мама часто говорила, что внешне я похожа на испанскую инфанту, изображенную на картине «Менины». Я и сейчас обожаю картины этой эпохи -эпохи испанских кружевных воротников. Читаю много книг, посвященных тому времени, посещаю памятники культуры. Я лелею мечту сделать выставку, посвященную параллели между памятниками старины Азербайджана и Европы. Уже делаю наброски.
Мама с малых лет прививала мне любовь к искусству. Я не слышала бытовых разговоров дома. Родители говорили об искусстве, делились друг с другом мнением о произведениях других художников... Я обожала посещать Пушкинский музей, потому что там висели картины Матисса, Пикассо... Я часами могла простаивать перед его «Королевой Изабо». Папа всегда спрашивал меня, какая картина в том или ином зале мне нравится больше других, и зачастую говорил маме: «Эльмира, смотри, какой правильный вкус у ребенка! Она выбирает то, что действительно очень талантливо. Я за нее спокоен». Так что я любила искусство задолго до того, как смогла стать его частью. Я все время проводила с родителями. Родителям было важно мнение друг друга о своих работах. И мое мнение тоже. Когда папа заканчивал какую-то работу, он всегда ставил меня перед холстом и спрашивал, нравится ли мне картина. Я подолгу простаивала перед холстом и указывала, что мне нравится, а что нет. Помню, как мы с мамой ночами выезжали в мастерскую к папе (со временем нам дали квартиру на проспекте Строителей, и мы переехали из мастерской), чтобы мама срочно посмотрела папину работу и сказала, что ей нравится, а что нет. Папа также выступал в качестве «оценочной комиссии», когда мама создавала свои скульптуры. Это был удивительный союз двух прекрасных людей - моего папы и моей мамы...
У папы была мечта - он хотел видеть меня музыкантом, его концертмейстером. Папа же профессиональный тенор, он прекрасно пел, давал концерты. В Литве, учась в Академии художеств, он учился и вокалу. И меня определили в Бюль-Бюлевскую музыкальную школу. С первых лет учебы я назубок знала все его любимые песни. Зачастую гости засиживались у нас допоздна и уговаривали папу спеть. Меня будили, вытаскивали из кровати и просили сыграть.
После получения диплома об окончании учебы и степени концертмейстера я готовилась поступать во ВГИК на мультипликатора. Походила пару месяцев в студию и решила, что это не мое. Я художник эмоционального склада. Люблю масло. До сих пор обожаю момент, когда выжимаешь масло, окунаешь в него кисть, делаешь мазок... Моя мечта - иметь огромное количество красок, чтобы я все время брала тот цвет, который нужен, и жирно накладывала его на холст... И я уехала учиться в Тбилисскую Академию художеств. У нас были великолепные педагоги. Академия располагалась в старинном дворце, который когда-то принадлежал наместнику царя. Я приходила в академию полдевятого утра, а уходила полдесятого вечера. Творческий процесс был во всем. Я была настолько влюблена в свою профессию! Да и сейчас счастлива, что Бог дал мне этот талант. Только в своей профессии я себя гармонично ощущаю. Стоит мне сесть перед работой, я становлюсь новым человеком и забываю обо всех проблемах. Официальную творческую деятельность я начала со студенческой скамьи. С третьего курса я старалась участвовать на молодежных выставках в Москве. Привезла на всесоюзную выставку одну из первых своих работ «На балконе». И только там папа впервые увидел мою профессиональную работу. Он зачастую говорил мне, что я выбрала сложную профессию и сложное направление. Я очень любила кубизм и люблю до сих пор. Но в целом, папе нравилось то, как я увлечена своей профессией. Он ценил людей, фанатично увлеченных творчеством. И он, и мама были фанатиками в своей деятельности. Вместе с тем, папа никогда не вмешивался в мое образование. За 6 лет моего обучения в Тбилиси папа приезжал ко мне всего один раз, да и то по своим делам - ставил спектакль «1001 ночь» в грузинской опере.
За свою жизнь я участвовала в десятках выставок, старалась успевать везде - и в Москве, и в Баку, и на международных выставках уже после распада Союза: Париж, Лондон, Страсбург, в Совете Европы, в UNESCO... Самой трепетной из них была большая персональная выставка в Министерстве иностранных дел АР в 1996 году, потому что она была связана с мамой. У этой выставки своя предыстория. До нее была выставка женщин, где были представлены мои картины. Ее посетил Гейдар Алиевич. Он ходил по залам, останавливался у понравившихся картин, звал авторов, лично знакомился. Так он остановился и перед моей работой, позвал меня, похвалил. И спустя какое-то время министр иностранных дел того времени Гасан Азизович Гасанов предложил мне сделать выставку в МИД. Я была счастлива, потому что это была возможность почтить память мамы - выставить ее работы (мама умерла в 1995 году). Так что после маминой смерти у нас состоялась совместная выставка. Папа тогда приехал из Парижа и даже дал интервью. Я об этом не знала, пока мне прошлым летом не передали запись. Я впервые услышала, как он говорит о моем творчестве: «В ее работах я вижу новое мышление. Она растет, движется вперед. Я за нее спокоен». Это очень трепетно.
Мое детство создало крепкий фундамент для меня. К сожалению, мой сын Тофик не застал этот очень красивый период, не жил в такой среде. Он по природе своей более конструктивный человек. С трех лет рисует, делает коллажи. В детстве сын создавал скульптуры из обычных бумажных стаканчиков. Видимо, ему передался мамин талант скульптора. Сначала Тофик поступил в Академию искусств в Баку на факультет интерьерной архитектуры. А сейчас учится в Сорбонне. Он яркий абстракционист - у него очень смелая живопись. Несмотря на то, что я уже взрослый человек, я хожу вместе с сыном в Лувр, сижу как студентка, делаю наброски и получаю колоссальное удовольствие. Это счастье - видеть подлинники произведений искусства. Хотя у меня не было такой возможности в молодости - мы рисовали с копий - у нас была очень интересная и насыщенная жизнь! Все мелькало как вихрь. Я помню родителей молодыми, потом зрелыми... Не хочется говорить «пожилыми». Папа до самой смерти оставался молодым. Уже находясь в больнице, он строил планы. После наркоза ему казалось, что он вообще в Баку, говорил, что должен успеть на выставку, встретиться с друзьями... И голос у него даже не изменился. Он пел в больнице, и все сотрудники, услышав его, говорили, что «наш соловей проснулся».
Мама тоже совсем не изменилась перед смертью, даже не поседела, в 62 года сохраняла молодость тела и души. Она до последних дней лепила портрет Фикрета Амирова для мемориальной доски и планировала, что скоро завершит его. Родители всегда оставались людьми, желающими продолжать творческий путь.
Интервью журнала FUROR 2014 года.
Текст: Сабина Кулиева
Фото: из личного архива
